1
«Только в точке обмена я смог к нашим подойти. Формально они уже были помилованы, но фактически еще стояли как заключенные: суровые лица, руки за спиной. В присутствии охраны нельзя приближаться на определенное расстояние, поэтому я просто кивнул и повернулся, чтобы идти дальше к другим машинам, как вдруг ребята закричали: "Батюшка, мы вас очень рады видеть! Мы вас помним!.."». Протоиерей Владислав Диханов, глава Синодального отдела Украинской Православной Церкви по социально-гуманитарным вопросам, рассказал «Правмиру», как шла работа по подготовке к самому масштабному обмену военнопленными со времени начала боевых действий на Востоке Украины.
27 декабря 2017 года состоялся обмен пленными между Украиной и самопровозглашенными республиками на Донбассе. По данным Генпрокуратуры, украинской стороне передали 73 человека, а в отдельные районы Донецкой и Луганской областей отправились 233 человека. Процесс передачи готовился больше года: стороны не могли договориться о деталях, согласовать списки, прекращали и возобновляли переговоры, пока не подключилась Украинская Православная Церковь. Ещё в апреле 2017 года родственники находящихся в плену украинских военных обратились к Блаженнейшему Митрополиту Киевскому и всея Украины Онуфрию с просьбой помочь освободить их родных. Благодаря ходатайству Предстоятеля Украинской Православной Церкви и Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в ходе встреч с главами самопровозглашенных республик и спецпредставителем Украины по гуманитарным вопросам Виктором Медведчуком удалось договориться о передаче.
4 января 2018 года Блаженнейший Митрополит Онуфрий встретился с освобожденными украинскими военными и членами их семей, подчеркнув, что Церковь не остановится, пока все пленные не вернутся домой.
Чисто технически вся эта история для меня началась в июне 2017 года, когда поступило благословение священноначалия своими возможностями и своим опытом принять посильное участие в процессе освобождения. Но, Промыслом Божиим, работу по преодолению последствий конфликта на Востоке Украины мы стали вести гораздо раньше, ещё в 2014 году. С начала боевых действий оказывали гуманитарную помощь людям — вынужденным переселенцам, и уже первые результаты понудили нас разработать целую программу. К 2015 году программа «Миссия “Милосердие и Примирение”» была сформирована.
Давая тогда такое название, я понимал, что на тот момент говорить о примирении было абсолютно невозможно: люди не хотели об этом ни слышать, ни это обсуждать. Тем не менее, я сознательно пошел на такой шаг. Потому что любая война когда-нибудь заканчивается, и рано или поздно наступит момент, когда вопрос о мире будет поднят. Конечно, не хотелось, чтобы цена этого мира была слишком высокой, но уже как есть — в данном случае от нас не многое зависит. И лелея надежду, что придет время миротворческих процессов, мы и дали такое название нашей миссии. Поэтому можно сказать, что к этому дню — 27 декабря — мы шли все три года.
А непосредственно с июня 2017-го началось мое участие в подготовительных процессах. Прежде всего, мы включили людей, находящихся в местах лишения свободы именно по признаку участия в конфликте на Востоке Украины, в нашу гуманитарную программу. В рамках программы смогли посетить многих задержанных, в том числе и на территории, неподконтрольной правительству Украины (в Макеевке это была колония №97). Я говорю «задержанных», потому что военнопленный — это уже конкретный статус, который присваивается, когда объявлена война. В данном случае юридически корректнее говорить «задержанные».
Поскольку власти неподконтрольных территорий разрешили нам повидаться с украинскими заключенными — как военнослужащими, так и гражданскими, — в свою очередь они поставили условие, что мы должны также посетить и тех, кто находится в украинских СИЗО. И благодаря сотрудничеству с первым заместителем спикера Верховной Рады Ириной Геращенко мы с омбудсменом Валерией Владимировной Лутковской побывали в нескольких СИЗО, где по мере возможности постарались оказать людям посильную помощь, в том числе духовную.
Когда приехали в первый раз, задержанные отнеслись к нам очень недоверчиво. То, что мы прибыли к ним из Киева, для них было нонсенсом, ведь они считали, что все их забыли, бросили, никто им не будет помогать и ничего не станет для них делать. Но во время нашего визита мы увидели, как в глазах постепенно загорались искорки надежды.
Прежде всего, люди пытались выяснить свой статус, тяжесть своего положения и как облегчить свои страдания. А увидев священника, многие выразили желание поговорить и даже исповедаться.
Были такие исповеди, которые меня просто потрясли. Ведь до того, как попасть в тюрьму или в СИЗО, некоторые о Боге даже не задумывались. Жили как жили, в каком-то угаре. Несмотря на высокий пафос, которым сейчас пытаются окутать все эти события, для многих всё произошло очень просто, по-житейски. Да, у кого-то была идея, кто-то шел защищать Родину, но были и те, кому просто хотелось драки.
В тюрьме, в колонии люди соприкоснулись с миром духовным. Они нашли Бога там, стали молиться. Мы оставляли им в подарок литературу: Евангелие, книжечки разные. В том числе маленькую брошюрку преподобного Серафима Вырицкого «От Меня это было» — так они передавали ее из рук в руки, а позже почти наизусть цитировали. Многих она поразила.
В тот первый визит мне разрешили зайти в каждую камеру, и практически везде я увидел такую депрессию, которая не только на лицах отражалась, но и, казалось, на стенах отпечаталась. Хотя условия содержания, надо сказать, были достаточно сносные. Я и до этого посещал, служил в тюрьмах, и могу говорить, что обстановка в данном случае была более-менее. Ребята сидели отдельно от других заключенных в специальном корпусе, где размещались только они. И, тем не менее, уныние там буквально наползало на стены.
После исповеди у нас была возможность короткого общения, и я как мог старался ребят поддержать: «Вы даже не представляете, через что нам пришлось пройти, чтобы добраться сюда к вам. Пусть это будет маленьким свидетельством того, что вас не забыли и помнят, о вас молятся. Вы сейчас думаете о себе и страдаете, но ваши родные и близкие, которые вроде бы и на свободе, страдают не меньше, а то и больше, подумайте о них!» Как говорили ребята, многих из них эти слова тогда встряхнули.
Мы посещали задержанных несколько раз, и могу сказать, что за это время видимые метаморфозы произошли практически с каждым из них.
Был там человек, который сидел один. Я спросил у начальника тюрьмы, который заходил со мной в каждую камеру, почему так, и он ответил, что к кому только того ни сажали — к своим же — через неделю-две ребята просили его забрать. Целыми днями молчит, ни на что не реагирует, пищу ест через раз, и вообще — полный неадекват.
Когда меня пустили к этому человеку, я постарался выбрать момент и стать так, чтобы видеть его глаза, и чтобы он видел мои. «Поймите, главное — что ваши родные вас любят, помнят и молятся о вас. Не делайте им больно, вы им очень нужны. Если умеете молиться, помолитесь о них!» — сказал ему, глядя в глаза. Выглянув из-за моего плеча — не смотрит ли кто из надзирателей, — он тихонько мне улыбнулся. Это была тайная такая улыбка, но я понял, что надежда есть.
И уже накануне обмена, когда в очередной раз мы приехали в эту колонию, первое, о чем рассказал мне начальник, что со времени моего летнего визита тот человек стал быстро возвращаться к жизни. И ровно через две недели после нашей встречи он сам попросился перевести его в общую камеру, пообещал вести себя без нарушений, и с того времени никаких инцидентов не было.
Такие истории очень вдохновляют. Вообще за те несколько раз, что мы посещали задержанных, очень чувствовалось, что люди воспрянули духовно: тяжелое уныние ушло, и в глазах светилась надежда. В обычной жизни священник, работая ежедневно на приходе с людьми, не видит таких явных перемен. Как правило, со стороны пастыря это неприметный титанический труд, который длится годами. А тут — такая очевидная и разительная перемена.
Изначально недоверие к нам со стороны ребят было ещё и потому, что их уже трижды собирались менять, даже вывозили к месту обмена, но каждый раз возвращали назад.
Как вообще Церковь оказалась вовлечена в переговорный процесс? По той информации, которая есть в открытых источниках, мы знаем, как шли переговоры в Минске, сколько было острых моментов, как часто одна из сторон или даже обе одновременно срывали переговоры, вставали и уходили, хлопнув дверью. Естественно, такие настроения проникали во все структуры по обе стороны конфликта. Никто никому не доверял — это приходится констатировать.
Для нашей миссии такая ситуация создавала дополнительные трудности: чего эти церковники лезут, чего они хотят, может быть, они какие-то свои цели преследуют… На Украинскую Православную Церковь и так уже целый шлейф навесили, сделав из неё «без вины виноватого», а тут оказывается, что ее представители вдруг едут «какие-то переговоры» проводить.
Но примеры участия Церкви в миротворческих процессах не новы. На протяжении всего её существования очень часто сильные мира сего прибегали к помощи людей духовных. Потому что человек духовный — это человек надмирный, он иначе видит ситуацию. Жизненные устремления, желания, движения тех, кто в миру, большей частью заражены страстностью, греховностью, а люди Церкви стремятся подняться над всем этим.
И, конечно, человека духовного отличает присутствие мира в душе; он носит мир Христов в себе постоянно. Это даже на физическом уровне чувствуют все, кто с ним соприкасается: возьмите нашего Блаженнейшего Митрополита Онуфрия — по-моему, пример абсолютно очевидный.
Поэтому, наверное, когда стало понятно, что все человеческие средства в переговорной системе исчерпаны, и впереди одни тупики и закрытые двери, тогда у разных партнеров и возникла идея привлечь в эти процессы Украинскую Православную Церковь. Она сохранила единство, стабильно придерживается своей позиции по отношению к происходящим событиям. И несмотря на то, что её постоянно клюют и поливают грязью, это Церковь, которую слушают все.
В день, когда состоялся обмен, я сопровождал ребят, которых вывозили из Макеевки. Ехали колонной. Когда прибыли в пункт назначения в «серой зоне», ждать пришлось очень долго. В какой-то момент всем разрешили выйти из машин, и только тогда я смог подойти к нашим. Формально они уже были помилованы, но фактически еще стояли как заключенные: суровые лица, руки за спиной.
Я подошел к стоявшим у первой машины, поздоровался. Мы понимали, что надо соблюдать определенные правила: в присутствии охраны нельзя пожимать руку, приближаться на определенное расстояние. Поэтому я просто кивнул и, чтобы не провоцировать охранников, больше никаких движений не делал. Повернулся и хотел идти дальше к другим машинам, как вдруг ребята закричали: «Батюшка, мы вас очень рады видеть!!! Мы все вас помним!!!»
Это был момент, когда стена рухнула, напряжение спало. Я подходил ко всем, здоровался. Помню, туда-сюда повернулся, так они друг другу скомандовали «быстро все встали!», и мы сфотографировались на память…
Когда уже обмен состоялся, и верификация произошла, всех стали пересаживать в автобус, чтобы везти на украинскую территорию к вертолетам. Я принял решение ехать с ребятами. Это, наверное, было самое потрясающее время… Они столько всего рассказывали, взахлеб, наперебой что-то говорили, даже стихи цитировали: один из заключенных там писал поэзию, и они его стихотворения передавали из камеры в камеру. Пока общались, мой телефон добела был раскален — все звонили своим родным и близким.
Вот это человеческое общение — очень важно и ценно. Маленькие семена — они самые благодатные. Конечно, в жизни всякое случается, и каждого из нас, бывает, качает в неправильную сторону, но то доброе семя, которое падает в самую глубину сердца, обязательно даст свой восход и удержит человека от настоящего падения, от вечной погибели.
Из всей этой ситуации, из всего, что видел, где побывал, я вынес хорошие духовные уроки. Людей видел разных: пришлось столкнуться с благородством и с подлостью в концентрированном виде. И я очень благодарен Богу за полученный опыт.
Всех, кто читает эти строки, призываю прежде всего к молитве об оставшихся в заключении, по возможности поддержите их родных и близких. Все-таки наша страна не для того рождена, чтобы мучиться, но чтобы жить, творить. Много можно рассуждать о патриотизме, но если ты не созидаешь для своей страны, если доброго для нее ничего не делаешь, то никакой ты не патриот. Люби свою Родину, свой народ, люби Бога, надейся на Него…
Ещё до передачи, когда между мной и ребятами стояла охрана, они вдруг закричали: «Батюшка, мы не знаем, как сказать правильно… Но если вдруг у нас не будет другой возможности (вдумайтесь только, о чём были их мысли!), мы хотим, чтобы вы передали Кириллу Патриарху и Онуфрию, Блаженнейшему всея Украины, наше огромное спасибо. Потому что мы понимаем, что без них мы бы не вышли…»
И такая это была волна любви, теплоты и доброты, что она заставила охранников, которые двинулись было в их сторону, буквально отшатнуться. Для меня самого эти слова стали совершенной неожиданностью. А ещё — свидетельством того, что люди понимают, какая работа проделана для их освобождения, и какое огромное духовное значение получила для них вся эта ситуация.
Для меня все эти месяцы прошли в постоянной сосредоточенности, в напряженном движении по направлению к поставленной цели. Молитва и труд в прямом смысле слова: мы понимали, что раз это дело Божие, то и делаться оно должно исключительно с молитвой, и духовное должно идти впереди всех наших человеческих стараний, усилий и потуг.
В этом контексте возникающие сложности не воспринимались как трагедия — просто как некое препятствие или дверь, к которой нужно постараться найти ключ. Но на что я хотел бы обратить внимание и призываю посмотреть все стороны конфликта, особенно нашу, украинскую, так это на суть произошедшего: обменяли 73 украинца с «той стороны» на 233 — подчеркиваю — украинца с «этой стороны». Украинцев на украинцев. Это к тому, что еще с самого начала в 2014 года вооруженного противостояния на востоке Украины Блаженнейший Митрополит Онуфрий говорил о братоубийственной войне.
И свою миротворческую деятельность Церковь начала не с нынешнего участия в переговорных процессах: бескровная борьба за мир ведется давно и ежедневно — в наших молитвах, в каждом богослужении. Для верующего человека, тем более для священнослужителя, это абсолютно понятно: мы приходим в храм на молитву, воздеваем руки к Небу и просим о мире во всем мире, о том, чтобы Господь остановил междоусобную брань. Это невидимая, кажется, сторона, но она — как сокрытая в глубине часть айсберга.
А видимые процессы будут продолжаться. Ведь все прекрасно понимают, что сделан только первый шаг. Как сказал Блаженнейший Митрополит Онуфрий, стена пробита, но надо действовать дальше.
Вопрос в том, готово ли общество прислушаться к миротворческому голосу Церкви. Но как можно об этом говорить, если внутри самой УПЦ есть те, кто откровенно не принимает действия ни священноначалия, ни Предстоятеля. Есть такие, кто Патриарха Московского считает врагом — только потому, что он находится в Москве, и это само по себе уже вменяется ему в вину.
Поэтому вся надежда — на Божью милость и благодать, и ту усердную молитву, которую возносят о мире все православные христиане. Я думаю, я очень надеюсь, что всё будет по слову Божию: «Невозможное человекам возможно Богу». Потому мы и молимся.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML