27
«Радоваться надо, что Господь ребёночка прибрал…», «Ну это вам по грехам», «Сто акафистов прочти, муж и вернется»… Мы часто слышим эти фразы от людей церковных и даже священников, но они совсем не помогают утешиться в горе. Почему?
– Многие из нас приходят или когда-то пришли в храм со скорбями, ищут утешения в безысходности. По адресу ли мы обращаемся, может ли священник помочь горю? И почему часто приходится слышать: «Батюшка мне не помог…»?
– Сразу оговоримся, что под горем следует понимать не только смерть близких, но любую невосполнимую утрату. Горем может стать внезапный развод, потеря работы, диагноз, не оставляющий надежд, авария, повлекшая инвалидность. Горе – это ситуация, в которой мы внезапно потеряли то, что было нам дорого и составляло существенную часть нашей жизни.
Больше семи лет назад, когда я проводила свой первый курс для священников, оказалось, большинство из них ничего не знают о переживании горя. То есть не знают о том, что мне казалось абсолютно очевидным. Например, что горе проходит определенные стадии, в каждой из которых человек нуждается в поддержке определенного рода.
Они не знают, что качественная поддержка позволяет не застрять в переживании горя на долгие годы, не уйти в деструктивные переживания, наконец, помогает вывести человека к новой жизни, к новому пониманию себя, а зачастую – от горя к новой радости.
По моим наблюдениям, а ко мне приходят люди с разными проблемами, большинству в состоянии горя как раз не помогает обращение к церкви, к священнику. А некоторым не помогло, зато им удалось себя уговорить, что «это на самом деле такая помощь; да, грустная, у нас тут вообще юдоль скорбей, радовать нас никто и не обещал». То есть люди сумели себя убедить, что усиление горя, запрет на переживание эмоций – это и есть помощь. Но это не так.
– Проблема заключается в отсутствии психологического образования у священников?
– Не только. Если житейский и пастырский опыт у священника еще не велик, то ситуация, когда к нему приходят горюющие, для самого священника оказывается некомфортной, особенно, если священник не может опереться ни на какие собственные переживания.
Как-то я была модератором одного христианского дискуссионного сообщества. Там было много священников. Один из них обратился с вопросом к братьям-пастырям, но ответила на него я, как психолог. Вопрос звучал так: «Ужасная ситуация. Завтра предстоит отпевать пятилетнюю девочку. Поздний брак, единственный поздний ребенок. Родителям около пятидесяти. Самих родителей не знаю, но крестная девочки – мое духовное чадо. Просит не просто отпеть, а поговорить с родителями. SOS, помогите, не знаю, что им сказать, хочется плакать, и что будет завтра – не представляю».
Пришлось включаться и выяснять: давно ли девочка погибла? Три дня назад.
Ага, значит, у нас, скорее всего, состояние шока и, следовательно, не надо ничего говорить, надо просто слушать родителей. Да, могут возникнут вопросы, и отвечать на них надо следующим образом…
Именно из этого и родился мой просветительский проект «Священник и горе». Впрочем, полезен он может быть каждому, в особенности тем, кто трудится в церкви, является постоянным прихожанином и не раз видел в церкви людей в скорби.
Наталия Скуратовская
– Как же помочь? Как поддержать? Что сказать человеку в горе?
– Давайте начнем с того, чего нельзя делать ни с каким горем ни на каком этапе и что, к сожалению, часто в церкви бывает. Никогда нельзя переходить к нравоучениям, проповедям и назиданию. Не место, не время, не тот момент. Поверьте, нравоучения подождут поры, когда человек будет готов перейти в этот формат общения.
Слушать – гораздо лучшая поддержка. Недаром сказано в Послании к римлянам «плачьте с плачущими». То, что вы скажете, второстепенно. На первом месте – выслушать, разделить боль и переживание.
Очень часто верующие люди из лучших, я надеюсь, побуждений, пытаются обесценить эмоции горюющего. Тем более, что присказок по этому поводу достаточно: «Бог дал – Бог взял», «На все воля Божия», «Радоваться надо, что Господь ребёночка прибрал, ангел за вас молится» или “Ну это вам по грехам”. Эти жестокие, несправедливые и опасные в духовном плане вещи необходимо забыть раз и навсегда. Человеку в горе действительно больно, даже если его горе кажется вам ерундой.
Например, человек потерял работу, бизнес, который был для него не только источником денег, но детищем, смыслом жизни. Он горюет, понимая, что потеря непоправима. А ему твердят: «Ерунда, не расстраивайся, денег заработаешь в другом месте». То есть обесцениваются эмоции.
Очень часто с таким отношением сталкиваются женщины, потерявшие неродившегося ребенка. Окружающие не могут понять, что для матери, а часто и для отца, это равнозначно смерти ребенка. «Молодые, еще родите», – только и слышат они со всех сторон.
Но если горе обесценивается, то его и разделить не с кем. Поэтому,
если мы христиане, если друг друга любим, мы не должны позволять себе такого отношения к чужому горю. Человек в горе уязвим. А перед чужой бестактностью и жестокостью уязвим особенно.
– Но люди церковные многие вещи делают по наитию, из лучших побуждений.
– Вот именно. Поймите, у человека в горе ни в коем случае нельзя поощрять состояние ложных надежд. Есть надежды подлинные, связанные с нашей верой, а есть ложные. Например, чем больше свечек поставишь и сорокоустов закажешь, тем благополучнее будет участь усопшего в мире ином. Или чем больше потратишь денег на храм, тем легче купишь своим близким место в Царствии Небесном.
Если мы честны в своей вере, то не должны вводить людей с Богом в товарно-денежные отношения. Мы должны пояснить, что и милостыня, и жертва — все это помогает, но не работает автоматически без нашего участия. Никому – ни себе, ни нашим близким – мы не можем купить абонемент в рай.
И если мы потакаем таким настроениям человека, а на определённой стадии проживания горя они бывают у многих, мы ввергаем его в психологическую и в духовную опасность.
– Что же тогда требуется? Есть какой-то универсальный совет?
– Слушать, сопереживать, поддерживать, вместе поплакать, вместе помолиться, вытащить человека куда-нибудь, когда ему грустно, дать понять ему, что он вам не безразличен. Стать той ниточкой, которая его привяжет к жизни и поможет выйти на новый этап своей жизни. А еще понять, что универсального совета нет. Люди разные и этапы переживания горя тоже разные.
– Что это за этапы? Чем они отличаются?
– Когда происходит что-то непоправимо, наш разум отказывается это принимать.
Первая наша реакция – шок и отрицание.
При этом человек, на которого обрушилось горе, чувствует себя как во сне, как будто это происходит не с ним. Так разум пытается дистанцироваться, чтобы не сойти в какой-то момент с ума, чтобы не разрушилась психика.
Шок и отрицание может продолжаться считанные часы, а может растянуться на несколько дней. По деструктивному сценарию развития человек может застревать в этой стадии надолго, а его реакции со стороны выглядят не вполне адекватно. Это может быть оцепенение, ступор, истерические реакции плача, смеха, либо подчеркнутое спокойствие.
Если человек в горе выглядит спокойным, то окружающие по-разному интерпретируют это состояние. Одни говорят: «Ой, как хорошо держится». Другие: «Ну надо же, зараза какая, даже не плачет». Но и то, и другое неверно, потому что спокойствие – признак того, что осознание непоправимости случившегося еще не дошло до человека.
Мне здесь вспоминает рассказ психологов из службы МЧС. Когда произошла трагедия с подлодкой «Курск», группа родственников ехала в Северодвинск в одном автобусе с психологами. Были какие-то ничего не значащие легкие разговоры, многие шутили. При этом девочки-практикантки, начинающие кризисные психологи, удивлялись тому, как много жестоких и равнодушных людей среди родственников. Но опытные товарищи им объясняли, что сила горя у людей настолько велика, что не находит себе выхода.
На стадии шока вопрос о том, что сказать человеку, не актуален. Слова вообще до горюющего не доходят, лишь самые простые, конкретные, односложные.
Не пытайтесь вывести человека из ступора. Ступор – это защитная реакция. Если говорите, то лишь то, что имеет отклик в душе: «Не могу поверить», «Как же так», «Не знаю, что сказать»… Человек в горе и сам не знает, что сказать.
Вообще, горюющему необходимо сострадательное присутствие. Если позволяет положение, можно обнять, позаботиться о нем физически: налить чаю, создать комфорт, а еще вместе поплакать.
Во всех традиционных культурах существуют ритуалы переживания горя, и в русской культуре они были. Переживание горя было структурировано. Был институт плакальщиц, периоды ношения траура. Это все помогало человеку выйти из состояния горя с наименьшими психологическими потерями.
– Теперь все утрачено?
– Горю действительно нет места в современном обществе. Во всем у нас должен быть позитив. Все должны быть уравновешенными, как минимум спокойными, а лучше улыбающимися. Человек и так испытывает социальное давление, держит себя в руках, ему стыдно показать себя горюющим, а тут со всех сторон твердят: «Держись».
Это слово означает запрет на переживание тех чувств, которые он на самом деле испытывает. Впоследствии это приводит к тому, что горе замораживается, становится внутренним реактивным образованием, порождающим психологические проблемы на долгие годы.
Но если оглушенный своей потерей человек приходит в церковь, даже не церковный человек, ну что он думает? Нужно отпевание, панихида, сорокоуст…
Включение в эту православную традицию перенесения утраты структурирует переживание горя с таким же успехом, как народные традиции.
Правда, если в этот момент начать рассказывать человеку о мытарствах, о наших представлениях о пакибытии, о страшном суде, адских муках и участи грешников – это станет дополнительной травмой, которая может довести до полного отчаяния.
Человек приходит в церковь за утешением и надеждой. Обещали же «утереть всякую слезу», вот за тем он и пришел. Любой из нас, встретивший такого человека в церкви, первым делом должен помнить о том, что наше дело – утешить и поддержать надежду на Божью милость.
Фото: pravostok.ru
– Шок прошел и наступило осознание произошедшего. Что дальше?
– Следующая реакция человека – гнев, обида и даже агрессия: на плохих врачей, которые не смогли спасти, на виновника смерти, реального или мнимого. Часто даже на самого умершего с претензией «на кого же ты меня оставил» и, естественно, на Бога. Все же в руке Божией. Он определяет срок жизни. Именно в церкви мы особенно часто сталкиваемся с мыслью: «Бог виноват в моей потере», «Он виноват, что допустил», «Почему Он так жестоко меня наказал?»
При этом в церкви в ответ на такие претензии человека часто начинают стыдить, мол, как ты смеешь, ведь Бог нас любит, о нас заботится. И тогда у горюющего наступает когнитивный диссонанс. Тут два варианта. Либо это человека от церкви оттолкнет, либо он останется, но с повреждённой душой и пониманием, что надо чувствовать одно, говорить другое, а делать третье. Иначе говоря, часто своими словами мы подталкиваем людей на путь внутреннего лукавства и невроза.
– Как определить, что человек пришел в церковь на стадии гнева, обиды и претензий? И как себя вести?
– Во-первых, это состояние внешне заметно. Человек не в ступоре. Во-вторых, он высказывает претензии от «как же так» до «почему это случилось именно со мной», «за что, чем я провинился?» Например, произошла автомобильная авария, и человек стал инвалидом. Естественно, он винит не только виноватого в аварии, но и Бога, который это допустил. Вообще, если разговор происходит в Церкви, то на этой стадии Бог у нас виноват всегда.
Здесь я рекомендую вспомнить книгу Иова. Ответ на вопрос «почему так? за что это мне?» – человек получить может, но не от нас и даже не от священника. Он может получить его только от Бога. В состоянии горя можно с Богом ругаться, но Он, как учит нас Священное Писание, отреагирует на это абсолютно адекватно. Он не обидится, а ответит на вопрос.
– Так что же делать тем, к кому человек обращает свою обиду?
– Для горюющего задача этого периода – выплеснуть гнев, возмущение, агрессию, выговориться и почувствовать, что он не одинок. Чем больше человек будет говорить, тем скорее он исчерпает гнев. Поэтому позвольте горюющему говорить. Но в претензиях к Богу предлагайте человеку обращаться к Богу непосредственно.
При этом не стоит гнев усиливать или провоцировать. Ни в коем случае не говорите: «Сам виноват, по грехам. Ах, муж умер молодым, ну понятно, брак-то невенчанный. Бог покарал? Сама виновата! Надо было тащить венчаться. Тяжёлая болезнь? А часто ли ты в церковь ходишь? Ах, только по праздникам, на Пасху? Надо было исповедоваться и причащаться, вот Бог тебя и покарал за нерадивость».
Увы, в нашей церкви много «прозорливцев», которые точно знают, кого и за какие грехи Бог покарал. При этом они готовы при удобном и неудобном случае сообщить об этом и самому пострадавшему, и всем вокруг. Особенно, если пострадавший высказывает претензии и кого-то обвиняет, то часто получает порцию гнева в ответ.
Некоторые так и говорят: «Ну видно же, ну ясно же, с моим-то опытом духовной жизни, ну я-то понимаю что к чему…» Здесь рекомендация одна.
Если кто-то чувствует в себе позывы рассказать человеку, за какие грехи ему такая участь, если возникает хоть какой-то намёк на собственное всеведение, то вспомните, как учили святые отцы: «Заподозрив в себе прозорливость, первым делом проверь, а не в прелести ли ты». Это более надежный путь помочь ближнему, чем отвечать на его вопросы с позиции, будто вы знаете все.
– Но часто человек винит в происшедшем себя.
– Да, это как раз следующая стадия, на которой от обвинения кого-то человек приходит к обвинению себя. И это тоже неизбежный этап проживания горя. В этом есть отголосок нашего детского чувства собственного всемогущества. Все зависит от меня и, если я буду хорошо себя вести, то мои близкие будут живы, здоровы и никогда не поссорятся. Каждый ребенок младшего дошкольного возраста так понимает себя и свои отношения с миром. Потом жизнь ставит все на свои места. Но такие вещи, как смерть близких, мы все равно принять не готовы. Мы начинаем без конца прокручивать альтернативные сценарии.
«А если бы я настоял на том, чтобы мама раньше обратилась к врачам, то ее удалось спасти». «А если бы я вовремя сделал то-то, то беду удалось предотвратить». Совершенно понятно, что эти «если бы» уже не имеют никакого смысла, потому что мы не можем вернуться в момент, прожить его по-другому. Однако чувство вины, которое не находит выхода, загоняет человека в тяжелую депрессию и потенциально может привести к суициду.
– Если человек приходит в церковь не в силах понести свою вину, чем же тогда помочь?
– Мы можем помочь не утопать в чувстве вины, а снять с себя тяжесть лишних самообвинений. При этом важно понимать, что бывают ситуации, когда от этого “если бы” не отделаешься. Например, трагический случай, известный мне из реальной жизни: трехлетний ребенок выпал из окна, пока мать на кухне болтала со своей подружкой.
Понятно, в чем-то сама виновата – беспечная, недосмотрела, 20 лет, ветер в голове. Но это уже не поправишь. И это тяжелейшее переживание горя. Здесь важно помочь человеку понять, что самобичеванием он никого уже не спасёт, зато навредит тем близким, которые прямо сейчас нуждаются в любви.
Но не надо взывать к чувству долга, мол, ты должен жить ради других, или должен жить иначе, чтобы… На долг у человека нет сил.
Зато утешительной может стать идея искупления. Человек может пережить такое горе, которое не исправить, искупления нет, но если в этот момент сказать, что воскресить умершего нельзя, зато можно помочь другим не попасть в такую ситуацию, или можно помочь тем, кто нуждается в помощи – вот за это горюющий может уцепиться как за соломинку.
Тенденция обвинять кого-то и обвинять себя может закольцеваться. Это такие качели, в которых люди могут застревать годами, то впадая в гнев, то в самообвинения, то в гнев, то в самообвинение…
Фото: patriarchia.ru
– Что еще характерно для этой стадии?
– На стадии чувства вины есть стремление поторговаться: «А вот если я сделаю то-то, может, горе отменится?» Представьте, внезапный развод, муж ушёл, трагедия. Женщина идёт в церковь и говорит: «Батюшка, а если я сто раз в день буду читать акафист Богородице, муж ко мне вернётся?»
Высказывание ложных надежд, попытка поторговаться с кем-то в мистической сфере – это магия. Тут священнику важно человека мягко, но убедительно разочаровать. Открытым текстом сказать, что торг неуместен, зато у нас есть надежда и упование, вера в милосердие Божие, вера в Царствие Небесное, вера в жизнь вечную. Эта вера даётся безвозмездно, то есть даром.
На этой стадии, кстати, традиция давать милостыню за умерших и просить за них молиться – нормальное стремление, правильное. Это вообще правильно молиться друг за друга всей церковью.
– Часто бывает, что горем так накрывает человека, что он впадает в депрессию.
– Это самая тяжелая, четвертая стадия переживания горя, когда наступает полное осознание, что ничего уже не поправить, не вернуть, как прежде уже не будет никогда. Это часто становится апогеем переживания горя. При этом у окружающих (а проходит к этому моменту от нескольких месяцев до года – полутора) складывается впечатление, что человек справился, горе пережил и все у него нормально.
Не забывайте об установке социума: погоревали и хватит, возвращаемся к работе, жизнь продолжается и нечего нам настроение портить своими слезами. Часто за это время человек действительно успевает натренироваться выглядеть спокойным, не рыдать при людях, держать себя в социально приемлемых рамках. А раз он не плачет, значит помогли. Автоматически ослабевает внешняя поддержка.
На самом деле, в этот период человек переживает самые тяжелые мучения. Он замыкается и бежит от людей. В этот период такому человеку нужнее всего сохранить контакт. Важно, чтобы о нем помнили, звонили, вытаскивали на прогулки, были с ним, интересовались его самочувствием, выслушивали спокойно, без осуждения, с поддержкой.
В этот период, когда человек уже не обвиняет ни себя, ни других, необходимо лишь активное присутствие людей рядом. Если на стадии шока лучше человека обнимать и укутывать, то здесь – наоборот: деликатно, но тормошить, извлекать из раковины, в которой он себя заточил.
Если говорить о церковном контексте, то в это время человек может резко сократить свое присутствие в церкви. Если он до этого не пришел в церковь, то мала вероятность, что придёт на этой стадии. А если придёт, то только в том случае, когда ему настолько плохо, что его посещают суицидальные мысли. То есть в церкви он видит последнюю соломинку, которая может удержать его от суицида.
– Есть какие-то особые рекомендации, как вести себя, сталкиваясь с человеком на стадии депрессии?
– Здесь важна деликатность и искренний интерес к делам, внутреннему миру. Понимаете, человеку нужно знать, что он тоже не умер и то горе, которое с ним случилось – болезнь, инвалидность, потеря чего-то или кого-то важного – не вычеркнуло его из мира «нормальных людей».
На этой стадии человек видит, что у всех жизнь продолжается, а у него – нет. Поэтому может усилиться агрессия, вплоть до ненависти по отношению к тем, у кого в жизни все хорошо. У них дети живы, а у меня умер. У них семейная жизнь, а у меня семья рухнула. У них все хорошо, а меня уволили, лишили денег, близкий попал в тюрьму. Эта ненависть может быть направлена в том числе на сочувствующих.
Это сложно, но важно относиться к этому с пониманием и спокойно, давая человеку возможность выговориться, побуждая его конкретизировать свои претензии к вам, к другим людям. Когда человек начинает что-то проговаривать, он лучше осознает происходящее и видит особенность своих обвинений.
Бывает полезно задать вопрос: «Хочешь, чтобы им было так же плохо, как сейчас тебе? Хочешь, чтобы у них рухнула семьи, умерли дети? Ты правда этого хочешь?»
Обычно тут срабатывает внутренний тормоз. Именно здесь горюющему требуется участие не только священника, но и других прихожан, включенность в общину, круг родных и понимающих людей.
Если кто-то из вашего церковного окружения переживает горе, как минимум год не оставляйте его своим вниманием. Если он пропадает, звоните, зовите в гости, приезжайте сами с пирогами, но не исключайте его из жизни.
– Но когда-то же наступает облегчение и горе проходит?
– Да, когда наступает стадия принятия. Для помогающих это особенно очевидно. Человеку становится уже что-то надо. Да, он еще дезориентирован горем, но начинает приходить понимание, что счастье все-таки возможно. Не такое, как раньше, другое, но точно оно может быть.
Человек выстраивает свою жизнь заново, с поправкой на то, что отнято у него утратой. Эта стадия невероятно важная не только в психологическом, но и в духовном плане, потому что нередко только тут человек получает ответ на вопрос: «Господи, а зачем это было?» Если мы прожили горе до конца, если работа горя совершилась, то оно дает возможность и умение сопереживать другим, понимать ценность жизни и каждого ее дня, быть деликатными, сильным, в том плане, что на нас теперь можно опереться, когда плохо, и нам самим от этого плохо не станет.
Горе, если оно пережито правильно, учит нас любви и сопереживанию.
Это, кстати говоря, касается и священников. Страх священника перед горюющими, непонимание, что сказать человеку, желание спрятаться за стандартными утешениями, цитатами из катехизиса, – все это связано с тем, что часто у людей нет собственного опыта переживания утраты. А когда не на что опереться самому, остается прятаться.
Но в таком случае честнее сказать: «Понимаю как вам больно, но в полной мере все-таки представить не могу. Я просто хочу вас поддержать и быть рядом с вами».
Фото: spbda.ru
– А если горе происходит в семье самого священника, как ему поступать? Как помогать другим?
– Священник в этом ничем не отличается от других людей. Но здесь есть вот какой нюанс. Для любого человека горе – это серьезное испытание веры. Стадия претензий к Богу, вопросов и недоумений «а почему так?» – это очень острое чувство. Я некоторое время помогала волонтерам в детской онкологии. Это быстрая онкология. Дети сгорают моментально, за считанные месяцы.
Пока есть надежда, родители цепляются за нее. Поэтому бывают каждый день молебны, Причастие, в палатах все обвешано иконками… Но когда ребенок умирает, то реакция большинства родителей – сорвать и растоптать иконы, проклинать Бога с криками: «Бога нет, раз он не услышал молитв и отнял ребенка». Этих людей не оставляет ощущение, что если Бог допустил смерть, значит Его нет или такой Бог им просто не нужен.
А теперь представьте, что на этом месте оказывается священник, которому надо самому идти и кого-то утешать, выслушивать, сопереживать… В такой ситуации я всегда говорю батюшкам: «Позвольте себе побыть людьми. Позвольте себе отойти на время от того, чтобы утешать других».
Священник не сверхъестественное существо, не бесчувственный сверхчеловек. Он также чувствует боль, ему также нужно время, чтобы ее принять. Любому из нас нужно время пережить горе. А еще не надо бояться вопросов к Богу. Рано или поздно они встанут, и на них придется ответить. И если горе произошло в семье священника, значит, Господь решил, что время пришло сейчас.
Утраты дают нам ощущение единства мира временного и мира вечного. Дают ощущение, что это не отдельные, а неразрывные реальности. Я уверена, что священнику, который пережил горе, самому легче помогать другим его пережить. У такого священника возникает меньше проблем с тем, что делать и что сказать горюющему.
Вообще, принять то, что происходит с нами, мы способны, если утратим веру в собственное всемогущество. Важно научиться принимать, что в жизни есть вещи, которые мы не в силах контролировать, например, смерть наша и близких.
Здесь либо мы доверяем промыслу Божию, либо не доверяем. Можем делать все, что зависит от нас в человеческом смысле, но окончательно отменить смерть – не можем.
Горе всегда связано с жесточайшей переоценкой ценностей. Оно действительно может сломать жизнь, например, когда происходит в семье священника, отличающегося жестокосердием. Того, кто всем говорит, мол, сами виноваты, нечего плакать и надо радоваться. Вообще, за этим показным жестокосердием обычно прячется собственный страх смерти. Такими лозунгами человек отодвигает от себя смерть.
Увы, часто бывает, что горе для таких людей становится не только крушением веры, оно уводит на грань психического расстройства, а иногда и за грань. Здесь вспоминается «Молчание» Леонида Андреева. Это рассказ про священника жесткого, категоричного, затиранившего свою семью и прихожан, думавшего про себя, что он суров, но справедлив. От него сначала в город сбегает дочь, и он ее проклинает. Она возвращается и кончает жизнь самоубийством. Вслед за этим впадает в оцепенение и паралич жена.
В финале, оказавшись между могилой дочери и безмолвием жены, он понимает, что и сам он отчаянно нуждается в любви близких, погубленных его жестокостью, но и тут в его горе не находится места Богу. Предсказуемо он сходит с ума. В духовном плане такой священник и другим повторял, что Господь посылает нам испытания, чтобы мы изменили свою жизнь. Но встречаясь на личном опыте, оказывается неготовым к тому, чтобы испытания и изменения принять самому.
То, о чем я рассказываю, проблема не психологическая, она духовная. Психологически тут приходится работать с жесточайшим личностным кризисом. И я очень часто сталкиваюсь с этим в опыте. То есть человек сталкивается не только с утратой того, во что верил, а вообще с утратой смысла жизни как таковой. И тогда этот смысл приходится человеку обретать заново.
– Вы говорите, что священник должен не забывать, что он обычный человек. Но часто священники так загружены, что у них не остаётся возможности что-то самому переживать.
– Есть мнение, что священник не имеет право демонстрировать слабость, и чтобы ни происходило, должен изображать, что все хорошо. Он же особенный. Ему непозволительно выходить из своей особенной роли. Но это страшное заблуждение. Всегда, когда общаюсь со священниками, напоминаю им, что Христос, узнав о смерти Лазаря, плакал. Христос не напустил на себя важный вид, не прочёл нравоучительную проповедь сёстрам Лазаря. Он просто вместе с ними поплакал. А потом пошел и воскресил.
В Евангелии мы встречаем таких примеров множество. Христос страдает в Гефсиманском саду, возмущается торговцами в храме … в Его описании мы видим живого Человека, несмотря на то, что Он был совершенным и безгрешным. И кого же тогда на самом деле изображают священники, которые считают, что являют людям Христа? Что это за персонаж зомби-апокалипсиса, который всегда в одном настроении выходит к народу?
Есть такая замыленная фраза: «Надо стать сначала человеком, а потом христианином». Я бы добавила к ней, «а потом уже священником, не теряя ни человечности, ни христианского мировосприятия».
Священникам тяжело, потому что у них есть собственные предубеждения, а есть предубеждения паствы по их поводу. И это надо преодолевать. Когда наступает настоящее горе, надо брать паузу. И здесь становится важным все. И не только выйти из горя живым, но приобрести опыт, а главное, получить от Бога ответы на вопрос: «Господи, для чего ты мне все это послал?»
Наталия Скуратовская
– Люди приходят с горем в церковь. Но по адресу ли они обращаются? Ведь одно дело горе, и совсем другое – поиск Бога. Как здесь разобраться, границы полномочий священника?
– Провести жесткую и однозначную границу между душевным, духовным и даже телесным всегда затруднительно. Психосоматика – это душевное или телесное? В горе и утрате в равной степени есть и душевный, и духовный аспект. Действительно, часто к священнику идут, как к психологу, который поможет осознать и пережить. Поэтому границу можно провести так: сопереживать, утешать, поддерживать может и психолог, и священник, и каждый из нас. Но продуктивнее работать совместно. В Москве достаточное количество приходов, в которых тандем священник-психолог уже реализован. Немало есть священников, которые осознают границу, оказывают человеку помощь в вопросах духовных, осуществляя душепопечение, но с психологическими проблемами отправляют к психологу.
В горе есть аспект переживания, а есть аспект смысла. И последнее – это духовный аспект. Если мы говорим о человеке верующем, то помощь в осознании смысла, переживание горя с опорой на ту надежду и упование, которое дает нам вера – это больше к священнику.
А вот непосредственная помощь в переживании, в работе горя, в переходе с этапа на этап, в проработке чувства вины, в канализировании агрессии на этапе обвинений – это работа психолога. Практикующий психолог умеет эмоции разряжать, умеет их направить, умеет вытащить человека из отчаяния, а иногда даже послужить громоотводом в негативных эмоциях.
Я семь лет ратую за то, чтобы практическую психологию преподавали в семинарии, чтобы каждый будущий священник знал хотя бы азы практической психологии и психотерапии. Это было бы для священников одним из самых полезных знаний.
Но пока на уровне церкви это не так, то границу я бы провела следующим образом: с вопросами о смысле и претензиями к Богу – идите к священнику. С переживанием горя и чувствами отчаяния, безнадежности и вины – к психологу.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML