56
Без Февральской революции не было бы нас как общества в том виде, в каком мы есть сейчас - лекция епископа Тихона (Шевкунова).
Великий историк Василий Осипович Ключевский, предупреждая и современников, и потомков, говорил: «История — это не добрая учительница, а очень строгая надзирательница». Можно было бы добавить: над поколениями. Эта строгая надзирательница не задает уроков, но жестко спрашивает за их незнание.
С этим столкнулись практически все народы мира, но для нас сегодня важно, как с этим незнанием уроков истории сталкивались наши соотечественники и как больно становилось целым поколениям, когда люди не могли разобраться в правде истории и понять, какие действия будут губительны и для них самих, и для их детей, внуков и правнуков.
Тема, которая по времени сегодня особенно важна для нас,— это события семнадцатого года — и в частности, Февральская революция. Октябрьская революция, которая случилась в дальнейшем,— это лишь жесточайшее последствие того, что произошло в феврале и в широком смысле слова накануне февраля, потому что подготовка этих событий продолжалась много лет.
Без Февральской революции, без того вынужденного и беспрецедентного людского движения, которое вызвали ее последствия, по большому счету, не было бы нас как общества в том виде, в каком мы есть сейчас.. Кто-то из наших дедов и прадедов уезжал с насиженных мест, находил пристанище на другом конце страны или бежал в эмиграцию, кого-то репрессировали, кто-то участвовал в репрессиях. Кто-то делал карьеру, у кого-то эта карьера рушилась в ГУЛАГе. Кто-то отсиживался, понимая, что ужас пришел на нашу землю, а кто-то, несмотря ни на что, созидательно жил и действовал.
Мы не собираемся «шельмовать историю» — это всё наша история. И чем глубже и честнее, не обманываясь, мы будем знать ее, тем больше мы узнаем самих себя. Сейчас есть особая современная диагностика – генетическая. Смотрят генетические параметры родителей, дедов и определяют, чем будет болеть их потомок, когда возникнет эта болезнь и что надо сделать, чтобы этот недуг предотвратить.
По аналогии с этим знание наших социальных и национальных «генетических болезней» необычайно важно для всякого думающего человека. И на примере февральских событий и предшествующего периода мы сейчас попытаемся разобраться в том, о чем же рассказывает и чему нас учит наша сравнительно недавняя история.
Хочу сразу сказать, что есть главная причина всех наших невзгод, есть ее главный виновник — это мы сами. Это нужно понять в первую очередь, чтобы не строить никаких иллюзий. Если человек здоров, его иммунитет силен, он может сопротивляться внешнему воздействию вирусов и бактерий. Какие бы болезни к нему ни приступали, он преодолеет всё. Мы знаем это по своему личному опыту. Если же наш организм ослаблен, если мы поступаем не так, как необходимо поступать для того, чтобы поддерживать наше физическое здоровье, то иммунитет падает и любая бактерия, любой вирус становятся причиной заболевания, а иногда и причиной летального исхода.
Говоря о множестве причин, связанных с кризисом 1917 года, мы никогда не должны забывать, что это всего лишь те вирусы и бактерии, которые размножились в благоприятных условиях сниженного общественного, политического, социального, духовного иммунитета,— а это снижение иммунитета, в свою очередь, попустили мы сами.
Так что мы не будем искать виновных и тем более не будем их назначать. Мы будем определять ключевые моменты, основываясь не на наших оценочных суждениях, а на источниках — исторических документах, цитатах. Все цитаты, которые будут приведены здесь, можно найти в серьезной исторической литературе.
Демонстрация работниц Путиловского завода в первые дни Февральской революции
Итак, что происходило в 1917 году? Существует распространенное мнение, что царская Россия была в то время безнадежно отсталой, темной, нищей страной, народы которой угнетал бездарный и кровавый монархический режим. К примеру, в одном из современных вузовских учебников по истории России XX века говорится: «Жизнь царской России характеризовалась нищетой, отсталостью, тяжелым гнетом самодержавия, военной разрухой». Может быть, это действительно было так?
Вспомним знаменитые слова, которые очень часто приводят апологеты Иосифа Виссарионовича Сталина: «Сталин принял Россию с сохой и оставил ее с ядерной бомбой». Считается, что автор этого высказывания — Уинстон Черчилль. Но если мы обратимся опять же к историческим источникам, то увидим, что Черчилль в 1917 году был уже действующим и очень серьезным политиком, и он сочувственно относился к России и Николаю II.
В одном из источников того времени, который мы можем документально подтвердить, он охарактеризовал Россию как необычайно бурно развивающуюся страну, которая противостояла трем империям — Германской, Австро-венгерской, Турецкой — и выдержала необычайно сильные удары Первой мировой войны. Промышленность имперской России оказалась способной перевооружить армию так, что это было абсолютно беспрецедентным в то время. Так где же здесь Россия с сохой? Если мы покопаемся в источниках, то увидим, что упомянутая фраза действительно была произнесена, только произнес ее не Уинстон Черчилль, а английский марксист Исаак Дойчер. Мы о нем ничего не знаем, но очевидно, что именно апологет марксизма после смерти Сталина, желая возвысить своего героя, и мог произнести такие слова.
Был такой известный экономист и журналист Эдмон Тери. Он прибыл в Россию в 1912 году по поручению французских банков. Мы периодически брали во Франции крупные кредиты для нашей промышленности, для военного дела. Все понимали, что война, скорее всего, не за горами. Так вот, он прибыл по поручению французских банков, чтобы понять, можно ли России давать новые кредиты, платежеспособна ли она.
Исследовав промышленность нашей страны и вообще ситуацию в ней, он сказал, что если дела европейских стран будут идти так же, как они шли в этом веке до 1912 года, то к 1950 году Россия будет главенствовать в Европе. Для нас, воспитывавшихся в Советском Союзе, это полная неожиданность — ведь нас учили тому, что у нас беспросветное прошлое и кроме ужаса, отсталости и безграмотности о России вспомнить-то нечего. И вдруг оказывается, что серьезный и ответственный французский экономист произносит вот такое резюме.
Еще один интересный пример. В 1920 году новоявленное Министерство просвещения, которое в те времена называлось Наркомпрос, решило изучить, какова же степень грамотности в новой тогда Советской России. Была проведена перепись грамотного населения. Напомню, что это был 1920 год — третий год гражданской войны, когда очень многие школы не работали, учителям нечем было платить. Так вот, выяснилось, что среди подростков в возрасте 12–16 лет — 86% грамотны. Как это могло произойти?
Оказывается, в 1908 году в Думу поступил — не был еще принят, но поступил — закон о всеобщем начальном образовании, и этот проект всеобщего начального образования стал активно воплощаться в жизнь. Так что большинство тогдашних подростков были грамотны, потому что окончили начальную школу или, во всяком случае, какое-то время в ней обучались.
Что за жизнь была в царской России? Тоже «беспросветная, нищая, ужасная»? Опять же вспоминается пример. Была такая великая актриса — Александра Александровна Яблочкина. Она родилась в 1866 году и прожила 97 лет. Так вот, в хрущевские времена, когда много говорили о построении коммунизма, она встречалась с пионерами и те задали ей вопрос: «Товарищ Яблочкина, вот скоро будет коммунизм, какая тогда будет жизнь? Она была уже женщина престарелая, терять ей было нечего, и она сказала: «Детки, как же вам сказать, что будет при коммунизме? Наверное, это будет почти так же хорошо, как при царе». Понятно, что не все было гладко в царской России. Понятно, что она отнюдь не была страной с молочными реками и кисельными берегами. Но такие свидетельства тоже важны. И со всем этим надо бы разобраться.
Никита Сергеевич Хрущев, убежденный коммунист, сокрушавший все устои старого мира, будучи уже первым секретарем, однажды не выдержал и сказал: «Когда я до революции был слесарем на шахте, я жил лучше, чем когда я был вторым секретарем украинского обкома партии». Ничего себе! И это Хрущев. И это не шутка. А где же тогда угнетение рабочих? Было и оно, не волнуйтесь. Но у нас не должно возникать когнитивного диссонанса. Это было, но ситуация менялась, и мы поймем, как она менялась.
А вот другой действительно выдающийся советский руководитель — Алексей Николаевич Косыгин. Он являлся нашим, так скажем, премьер-министром в брежневские времена. Этот человек неоднократно рассказывал о своей семье: его отец был обычным рабочим на питерском заводе, растил троих или четверых детей. Косыгин рассказывает о своем детстве просто, ни на что не намекая: жили в собственной трехкомнатной квартире, мама не работала, каждое воскресенье всей семьей ходили в театр.
Этих свидетельств, на мой взгляд, достаточно, чтобы подвигнуть себя к каким-то исследованиям и попытаться понять, что же представляла собой Россия времен того самого «слабого», «бесхарактерного», «ничтожного» императора Николая II. Давайте обратимся к статистике, цифрам. Вначале поговорим о хорошем, потом поговорим о плохом, так как, естественно, было и то, и другое.
Российская империя к 1913 году была либо четвертой, либо — по каким-то показателям — пятой в мире по экономике. Нас опережали Соединенные Штаты, Великобритания. Британская империя — Индия, Пакистан, Африка, Австралия и так далее — была в то время самой большой в мире по размеру страной. Россия же была первой страной в мире по темпам роста промышленного производства — как сейчас Китай.
За время правления Николая II население России выросло более чем на 50 миллионов человек. Никогда за всю историю нашей страны таких темпов роста не было. О чем это говорит? О том, что были необычайно благоприятные условия. В 1906 году Дмитрий Иванович Менделеев рассчитал, что при таких темпах роста населения в России к концу века, то есть к 2000 году, должно было жить 600 миллионов человек. Представляете, что это такое?
Я не буду перечислять все заводы, которые были тогда созданы,— скажу лишь, что основной капитал высокотехнологичных машиностроительных предприятий только с 1911 по 1914 год удвоился. Добыча каменного угля в Российской империи за период правления Николая II увеличилась в пять раз, выплавка чугуна — вчетверо, меди — в пять раз. В России за это время было добыто 12 миллионов тонн нефти; для сравнения: в США — 10 миллионов тонн. Производство хлопчатобумажных тканей выросло более чем вдвое, и Россия стала крупнейшим в мире экспортером текстильной продукции. Число рабочих мест за двадцать лет увеличилось с двух до пяти миллионов.
Перечень открытий русской науки также впечатляет: периодическая таблица Менделеева, лампа накаливания, электросварка, самолет — параллельно с братьями Райт, радио, скафандр, противогаз, автомат, парашют, сейсмограф, телевизор. Русские инженеры создавали корабли, автомобили, танки. Когда в разгар Первой мировой войны России пришлось разместить военные заказы в Америке, туда были командированы тысячи русских инженеров и в течение двух лет они создали военную промышленность Соединенных Штатов фактически с нуля.
В сельском хозяйстве Россия была на первом месте в мире по производству зерновых. Валовой сбор зерновых в Российской империи к 1913 году в полтора раза превышал урожаи Аргентины, США и Канады вместе взятых. Урожайность у нас была поменьше, чем, скажем, в США — в среднем восемь центнеров с гектара, а у них десять. Но у нас другая климатическая зона, и если на юге урожаи были высокие, то на севере они были ничтожны, а эти показатели складывались вместе.
Страна покрылась при Николае II сетью железных дорог. За его царствование удвоилась их протяженность, при этом темпы железнодорожного строительства были беспрецедентными. Самая большая в мире Транссибирская магистраль строилась со скоростью 500 километров в год — это в наших болотах и тайге.
Для сравнения: немцы строили по заказу турок железную дорогу Стамбул – Багдад со скоростью 120 километров в год; англичане строили трансафриканскую дорогу Каир – Кейптаун со скоростью 300 километров в год. В СССР известную нам Байкало-Амурская магистраль прокладывали со скоростью 200 километров в год, притом что это было строительство уже с совершенно другими технологиями и, скажем так, с совершенно иными возможностями. В 1917 году был также сдан в эксплуатацию незамерзающий порт Романов-на-Мурмане — нынешний Мурманск.
Проблемы в Российской империи тоже существовали. Русские рабочие получали меньше, чем рабочие в Германии, в Соединенных Штатах Америки, в Англии и Франции. Но зарплата рабочих Петербурга была вполне сравнима с зарплатой в этих странах, а, скажем, на Путиловском заводе и превышала порой зарплату британских и французских рабочих. Около половины рабочих проживало в собственном жилье — и это притом, что еще десятилетие назад основным местом их обитания были бараки.
После революции 1905 года социальная активность государства и капитала обеспечила в общем нормальную, достойную жизнь в первую очередь квалифицированным рабочим, но и до остальных дело доходило тоже. Это было и в Москве, и в Наро-Фоминске, это было в наших текстильных регионах. И детские сады, и ясли, и больничные — всё это возникло именно в то время.
Национальный вопрос… Есть расхожая фраза о том, что царская Россия была тюрьмой народов. Конечно, были эксцессы, были сложные моменты на Кавказе, были осложнения в Польше, которая тогда находилась в составе Российской империи, были еврейские погромы. Но надо понимать, что всё это постепенно преодолевалось. И, например, западные территории — Польша, Финляндия, Прибалтика — жили отнюдь не как в тюрьме, они бурно развивались и были намного богаче коренной России.
Там были партии, представители которых говорили о том, что они хотят освободиться от царского управления. Но были и совершенно другие, которые говорили: «Не надо, нам нормально и так». В Финляндии, например, был собственный парламент, там существовало избирательное право для женщин, которого нигде в мире больше не было, кроме Новой Зеландии и Австралии. Польша тоже являлась во многом самоуправляемой территорией.
Преступность в Российской империи была минимальной — особенно по сравнению с тем, что стало потом. За двадцать два года правления «Николая Кровавого», как называют государя Николая Александровича, было вынесено 4500 смертных приговоров. Это столько, сколько в среднем за полгода выносилось во времена Советского Союза. Причем в царской России в это число входили и государственные преступники-террористы, а терроризм тогда захлестнул Россию.
Царскую Россию называют деспотичным, авторитарным государством, но многие забывают, что цензура была отменена в Российской империи полностью в 1906 году. Не было цензуры: пишите что хотите, говорите что хотите, в том числе и в парламенте. В парламенте заседали большевики, которые с трибуны говорили: «Наша цель — разрушение существующего государственного строя». Выходило огромное количество газет самого разного толка.
С 1897 года в России, которая была крайне отсталой в области здравоохранения, была введена бесплатная медицинская помощь. А к 1917 году земские больницы и земское движение лекарей пережили такой бурный рост, что две трети населения были этой бесплатной медицинской помощью обеспечены. Только 7 процентов населения России лечилось в платных медицинских учреждениях, все остальные — в бесплатных, причем лекарства в Российской империи для всех были бесплатными. Среди земских врачей было много очень профессиональных, образованных и самоотверженных людей.
Уровень медицинских услуг в таких городах, как Санкт-Петербург, Москва, Киев, Харьков, ничем не отличался, по свидетельствам западных медиков, от уровня Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Вот что пишет швейцарский врач и исследователь медицины Фридрих Эрисман: «Медицинская организация, созданная российским земством, была наибольшим достижением нашей эпохи в области социальной медицины». Именно в царской России появились всем нам знакомые станции скорой помощи, участковые врачи, больничные листы, родильные дома, женские консультации, молочные кухни.
К 1913 году в России было 130 тысяч школ. И за время правления Николая II, даже не за полное правление, а с 1896 по 1910 годы, им было открыто школ, училищ, институтов больше, чем за весь предшествующий период российской истории.
Мегапроекты Российской империи были во многом осуществлены большевиками уже в советский период. В частности, план ГОЭЛРО — электрификации всей страны — был задуман и разработан еще в царской России. На столе у императора лежало пять проектов метрополитена. Существовали замыслы строительства Туркестано-Сибирской магистрали, оросительных каналов в Средней Азии, не говоря уже о проектах в таких областях, как авиация и подводный флот.
Стоит особо обратить внимание на финансы Российской империи. За время правления Николая II государственный бюджет вырос в 5,5 раз, золотой запас — в 4 раза. Рубль был надежной мировой валютой. К тому же он был золотым, то есть можно было прийти, отдать бумажку и получить золотую монету. Процентная ставка Госбанка не превышала 5%. Это давало возможность развития промышленности и кредитования. При этом доходы казны Российской империи росли без всякого увеличения налогов, то есть за счет тех сборов, которые существовали. Наши налоги были в четыре раза меньше, чем, например, налоги в Англии.
Земельный вопрос — тоже необычайно важная тема. Мы знаем, под какими лозунгами проходила революция в Петрограде. Именно в Петрограде, а не в России, потому что всё происходило при участии элит. Мы знаем, что в 1861 году крестьяне были отпущены императором Александром II на свободу. Конечно, проблема помещичьего и крестьянского землевладения в России после этого еще существовала. Но если мы посмотрим на цифры и сравним их с тем, что было в других странах, то увидим поразительные факты. Скажем, в 1917 году 68% земель в европейской части России принадлежало крестьянам или их общинам. А от Урала до Сибири крестьянам принадлежали все 100% земель. При этом в такой прекрасной демократической стране, как Великобритания, вся земля принадлежала ленд-лордам, а крестьяне брали эту землю в аренду.
Еще одно известное требование того времени — восьмичасовой рабочий день. Тогда он действительно составлял одиннадцать с половиной часов. Но шла война, и сократить рабочий день на военных заводах было очень странным требованием. В Англии и Франции, например, такие лозунги сразу вызывали жесточайший ответ государства. Если там происходила забастовка, войска окружали этот завод и беспощадно всех расстреливали. В 1916 году в Дублине было восстание — артиллерией разбомбили весь Дублин без всяких проблем, тысячи людей были убиты — таковы законы военного времени. У нас же бесконечно шли диалоги с профсоюзами.
Чего же хотели те люди «из низов» и «сверху», которые устроили все-таки проблемы всей нашей стране и последующим поколениям? Конечно же, они все хотели добра. И это надо понимать: люди, которые были во главе Февральской революции, хотели добра.
А кто был во главе Февральской революции? Первое, что приходит в голову: революционеры. Кто у нас главный революционер в XX веке? «Дедушка Ленин», это мы все хорошо помним. «Дедушка Ленин» в 1917 году находился в замечательной стране, которая называется Швейцария. Жил он там уже давно, был в эмиграции в городе Цюрихе.
За два месяца до событий Февраля, перевернувших всю нашу страну, Владимир Ильич Ленин выступал перед швейцарской социалистической молодежью. Ему задали вопрос: «Дорогой Владимир Ильич, а когда же наконец совершится всемирная революция, в том числе революция в России?». Он на это ответил — цитирую по собранию сочинений В.И. Ленина: «Мы, старики, до этого не доживем, а вот вы, молодые, увидите торжество наверняка этой революции». «Главный революционер —дедушка Ленин» за два месяца до февральских событий не представлял себе, что произойдет в той самой стране, в которой он был более всего заинтересован. И всё дальнейшее было для него полной неожиданностью.
Его супруга Надежда Константиновна Крупская писала: «Как только мы узнали о событиях в Петрограде, Володя не находил себе места, бегал, разговаривал сам с собой, строил огромные планы. Ну и потом наши немецкие партнеры оснастили его деньгами, соответствующим специальным вагоном и отправили через Швецию в наше дорогое Отечество». Так что Владимир Ильич не знал ничего о том, что грядет революция, хотя готовил ее, скажем честно. Он прилагал усилия для того, чтобы ситуация в России была дестабилизирована.
Другой известный революционер — Виктор Чернов — руководил тогда движением эсеров. Там были и террористы, и легальные эсеры, и так далее. Он пишет, что в то время, перед Февралем, никаких предпосылок для революции не было, все деятели революционного движения из числа эсеров находились либо в тюрьме, либо в ссылке, либо в далекой эмиграции.
Что же это за революция без революционеров? Разве бывает такое?
Был такой замечательный умный человек — американский президент Рузвельт, который поделился однажды неким откровением, к которому он пришел за долгие годы своей политической жизни. Он сказал: «В политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, то так было задумано».
Несомненно, революционеры были. Были люди, которые впоследствии всеми силами старались отгородиться от этого титула — «творец Февраля», но они как раз-таки являлись творцами. Их имена ни для кого не секрет, тем более для историков. Это руководитель Государственной думы Родзянко. Это многие депутаты Государственной думы. Это русские промышленники: князь Львов, Александр Гучков — кстати, богатейший человек в России. Это Великие князья — ближайшие родственники государя. Это наша отечественная, русская и российская интеллигенция. Это пресса. Это люди, не принадлежащие к подданству Российской империи, о которых мы вам тоже скажем.
Наши соотечественники, которые творили революцию, были элитой этой страны. Чего они хотели? В этой непростой, но преуспевающей стране они были людьми, которые стояли у многих штурвалов. Можно с уверенностью сказать: все они хотели блага для России, все они любили свою страну. Но, правда, любили они и самих себя.
У нас в Сретенском монастыре была специальная конференция, в которой участвовали известнейшие историки, руководители российских архивов. Мы выложили перед ними все факты и спросили: «А чего же хотел Гучков, когда заваривал всю эту интригу? Чего хотел генерал Алексеев — человек, облеченный бесконечным доверием императора? Чего хотели другие генералы, тоже очень любившие Россию, которые предали Николая II и тоже стали заговорщиками?». И один из наших старейших историков вздохнул и сказал: «Да порулить они все хотели. Порулить». И это было для меня очень драгоценно: здесь мы полностью сошлись во мнении.
И вот, от всего сердца желая блага своей стране, эти люди передали ее в конце концов в октябре человеку, который точно и четко определил свое к России отношение: «А на Россию, господа хорошие, мне наплевать». Это цитата из разговора Ленина с Георгием Соломоном. «Благими намерениями выстлана дорога в ад». Эта поговорка русского народа как никогда раньше стала актуальной именно в этот период — сто лет назад.
Отпевание участников Февральской революции в Морском соборе Кронштадта
Говоря о причинах Февральского переворота, о его «приводных ремнях» и его уроках, мы, естественно, не можем не остановиться на Первой мировой войне.
Первая мировая война — первая гигантская бойня человечества. Миллионы погибших людей… Это был шок для всего мира — в первую очередь, европейского, но и для Соединенных Штатов тоже. Ведь думали: сейчас повоюем, как всегда, месяц или два, а потом разберемся, что — Германии, что — англичанам… Но на самом деле этот ужас продолжался год за годом, и впервые было такое количество смертей. Мы даже не можем себе представить, какое психологическое значение имела Первая мировая война для всего земного шара, как она перевернула все прежние представления.
Не будем говорить о причинах войны: ясно, что каждый хотел своего. Но притом, что и Россия хотела своего, государь император сделал всё, чтобы этой войны не было. Именно он — инициатор создания Гаагского трибунала. Он сделал всё, чтобы вести переговоры со своим родственником Вильгельмом, чтобы все-таки не допустить войны. Почитайте его телеграммы.
Порой говорят: «Зачем Николай II вступил в войну? Не надо было вступать». Подождите, но ведь это Германия объявила войну России. Тогда это была самая мощная, без преувеличения, военная машина в мире. Вместе с Австро-Венгрией она воевала против всего мира несколько лет — так же, как фашистская Германия воевала против всего мира, включая Советский Союз, Америку, Англию, Францию. Теперь представим, что такая страна объявляет нам войну и вторгается в пределы Российской империи. Вопрос к тем умникам, которые говорят о том, что не надо было воевать: а что надо было делать? Всё, что можно было сделать, чтобы не было войны, государь сделал, а дальше надо было защищаться.
Россия потерпела сокрушительные удары от Германии. Мы оставили и в Царстве Польском, и на нашем западе, и в Прибалтике множество земель. Лучшие сыны Отечества тогда воевали. Гвардию бросили в бой — элитные войска. Но ничего сделать не могли. Великий князь Николай Николаевич был главнокомандующим, а когда война уже реально приблизилась к исконно русским западным границам и встал вопрос о сдаче Киева, Николай II стал главнокомандующим сам.
Я много слышал, в том числе от историков: «Вот это и была ошибка. Не надо было ему этого делать. Какой он главнокомандующий…». А давайте посмотрим на цифры. 1914–1915 годы — сплошные отступления, поражения. Через месяц после того, как Николай Александрович стал главнокомандующим, отступление прекратилось, и он больше не отдал ни пяди Русской земли.
Россия так же, как и все остальные страны, кроме Германии, вступила в войну в общем-то неподготовленной. У нас был снарядный голод, оружейный голод. Хотя — и это опять возвращение к тому, что представляла собой Российская империя,— к началу войны у России насчитывалось 263 самолета, у Германии было меньше — 232, в Англии еще меньше — 258, во Франции — 156. А к концу войны Николай Александрович организовал такую военную промышленность, которая и не снилась нашим западным союзникам. В 1917 году у нас уже было 1500 аэропланов. Представляете, что это такое: во время войны перестроить всю промышленность? Был построен Ковровский военный завод, был заложен будущий ЗИЛ к тому времени.
Россия потерпела много поражений в Первой мировой войне и принесла много жертв. Но этих жертв было меньше, чем в других странах: в нашей стране было 11 погибших на 100 мобилизованных, в Германии — 15, во Франции — 17, в Англии — 13. Кроме того, убитых и раненых в Первую мировую в России было в 60 раз меньше, чем во время Великой Отечественной войны.
Николай Александрович, как говорят, был бездарным полководцем. А что, была героическая защита Москвы? А что, немцы взяли Киев, Харьков, Смоленск? А что, была блокада Петрограда? Ничего этого не было. Этот бездарный, как кто-то выражается, полководец, даже близко этого не допустил, хотя воевал с тремя империями и рядом их сателлитов. Как сказал один из историков нашей армии, Петр I за двадцать лет перевооружил русскую армию, а императору Николаю для этого потребовалось всего два года. Перевооружение России было настолько сокрушительным для наших врагов, что даже руководители немецкой армии признавали: при том потенциале, который наработан в России, шансов выиграть войну у Германии не остается.
Император сам планировал многие наступления. Это, в частности, знаменитый Луцкий прорыв, который иногда называют Брусиловским. Этот прорыв практически уничтожил австро-венгерскую армию. Кроме военных побед была одержана поразительная дипломатическая победа: заключен договор, который вошел в историю под названием договора Сайкса – Пико. По этому договору в результате Первой мировой войны Россия после победы получала Босфор, Дарданеллы и всю северную Турцию, а также коллективный, общий с англичанами, контроль над Палестиной и громадные репарации от агрессора — Германии. Кстати сказать, державы-победительницы в Первой мировой войне, в число которых Россия не вошла, прекратили получать выплаты от Германии за Первую мировую войну в 2010 году.
Победа была не за горами. Это было реально. Вот вам, к примеру, свидетельство Деникина: «Я не склонен идеализировать нашу армию, но когда фарисеи, вожди российской революционной демократии, пытаясь оправдать учиненный главным образом их руками развал армии, уверяют, что она и без того была близка к разложению, они лгут. <…> Старая русская армия заключала в себе достаточно сил, чтобы продолжать войну и одержать победу».
Да, были сложности с транспортом, особенно зимой семнадцатого года: снежная зима, заносы,— но это были решаемые проблемы, не катастрофические. Кстати сказать, оружия Николай Александрович подготовил столько, что его хватило потом на всю Гражданскую войну. Или чем, как вы думали, воевали красные и белые? Тем, что было заготовлено царским правительством. Пулеметный завод в Коврове был самый большой среди аналогичных в мире, он выпускал «максимы», оружие, снаряды и прочее.
Всё было подготовлено для победы. Была сшита даже специальная форма для парада победы в Берлине, Вене и Константинополе, в том числе похожие на древние шлемы русских витязей особые головные уборы, которые в дальнейшем стали называться «буденовки». После известных событий их взяли со складов, срезали двуглавых орлов и навесили красные звезды. Тогда же были сшиты и кожанки для авиаторов, в которых потом ходили комиссары.
Мы все знаем прискорбный факт, что человек может сойти с ума. Но точно так же может обезуметь и всё общество. Федор Михайлович Достоевский в своем гениальном романе «Преступление и наказание» пророчески писал, как Раскольников в горячечном бреду видел сон, что на людей спустились, захватили их сознание какие-то странные трихины, и люди стали как безумные, они кидались друг на друга, мучили, убивали, сами не понимая зачем.
Организовывались какие-то сообщества, потом эти сообщества начинали враждовать друг с другом до крови, до полного уничтожения. Победившие снова кидались на других. Подобные пророческие описания событий семнадцатого и последующих годов присутствуют и в наследии наших великих святых, которые предупреждали об этих страшных грядущих событиях своих соотечественников.
Вот что пишет преподобный Серафим Саровский, скончавшийся в 1833 году: «Через сто лет после моей смерти земля Русская обагрится реками кровей, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться, сохранит еще православие и остатки благочестия христианского». «Мы на пути к революции»,— писал святитель Феофан Затворник, который скончался в 1894 году. «Русское царство колеблется, шатается и близко к падению,— говорил в начале XX века скончавшийся в 1908 году святой праведный Иоанн Кронштадтский.— Государство, отступившее от Церкви, погибнет, как погибла Византия. Народ, отошедший от высоты православия, будет отдан в рабство нечестивым, как это случилось с тем же Византийским царством. До неба вознесенная за свое православие Русь до ада низринется».
Часто можно услышать вопрос: «Как оказалась возможной революция и последующие гонения на Церковь в православной стране?». На самом деле никакой православной страной Россия тогда не была. Когда говорят о верности православию, нужно обязательно понимать: речь идет не о верности обрядам или религии как таковой. Речь идет об истинном понимании сути вещей, которые дает, с нашей православной точки зрения, только личная связь с Господом. Когда народ утрачивает эту личную связь, он оставляется Богом.
В Российской империи были многие атрибуты религиозности, но большая часть людей свою духовную связь с Богом и Церковью уже просто растеряла: что семинаристы, что архиереи, которые с восторгом восприняли Февральскую революцию вместе со всей интеллигенцией, совершенно не понимая, что произойдет дальше. Но это тема особой беседы.
События развивались стремительно. Считается, что в начале семнадцатого года в стране начались проблемы с продовольствием. Действительно, были введены продовольственные карточки, но только на один продукт — на сахар. А почему? А потому что самогон гнали, и с учетом этой потребности его не хватало.
Притом к этому времени в Германии и Австро-Венгрии уже более миллиона человек погибли от голода. Во Франции, Англии продовольственные карточки были буквально на всё. Почитайте Ремарка, Хемингуэя — там есть про то, как искали те или иные продукты. В Австро-Венгрии и Германии взрослый немец в тылу получал 220 граммов хлеба в день — это меньше, чем в блокадном Ленинграде.
По сравнению с этим уровнем Россия была сытой страной. Газета «Коммерсантъ» от 7 февраля 1917 года так описывает продовольственные проблемы в Петрограде: «Лимонов на рынке совсем нет. В крайне ограниченном количестве имеется на рынке мороженый лимон, причем цены за 330 штук — 65 рублей. Отсутствуют ананасы». Вот с таким дефицитом столкнулся город Петроград.
Но была проблема и посерьезнее. На короткое время государство не смогло обеспечить полномасштабный подвоз хлеба. Хлеба в городе было полно, но поскольку возникли снежные заторы на железной дороге, пошли слухи о том, что скоро настанет голод. Вообще, слухи сыграли особую роль во всех этих страшных событиях. Наш замечательный историк Солоневич сказал: «Слухи сгубили Россию». Слухам верили на сто процентов: «Говорят, что хлеба больше не будет — значит, все мы умрем от голода».
Хозяйки выстраивались в длинные «хвосты», как их тогда называли, и закупали как можно больше хлеба. А хлеб в это время не подвозили, какие-то булочные уже опустели. Тогда генерал Хабалов, начальник Петроградского гарнизона, выбросил на прилавки хлеб из своих запасов. Но паника уже была посеяна — было уже поздно. И 8 марта, в Международный женский день — 23 февраля по старому стилю, женщины с детьми организованно вышли на улицы. Вернее, их вывели, поскольку мы помним слова Рузвельта: «В политике ничего не происходит случайно». Эти женщины начали громить полные хлеба магазины с воплями: «Хлеба! Хлеба!». Это было безумие.
Параллельно стали происходить в высшей степени странные вещи. На Путиловском заводе — самом обеспеченном военными заказами, с самой высокой заработной платой — произошел небольшой конфликт рабочих с администрацией. Рабочие просят повышения зарплаты, администрация начинает с ними вести переговоры… И вдруг, как по приказу, увольняет их всех, и 36 тысяч человек, здоровых мужчин, оказываются без работы на улице. Их тут же берут в армию, их должны везти на фронт.
Вслед за путиловцами начинают бастовать практически все военные заводы Петрограда. Представляете, что надо сделать, чтобы встали военные заводы в военное время? Еще раз отметим, что рабочие были сыты. Кстати сказать, многие историки называют Февральскую революцию «революцией сытых». Тем, кто уже через год будет жить по карточкам, а чуть больше чем через двадцать лет окажется в блокадном Ленинграде, капризы зимы семнадцатого года с отсутствием лимонов покажутся просто смехотворными. Как бы то ни было, вскоре уже сотни тысяч рабочих выходят на демонстрации. Кто был в этом заинтересован?
Вот что пишет, например, Троцкий: «23 февраля был Международным женским днем. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке — собраниями, речами, листовками. Накануне никому и в голову не приходило, что женский день может стать первым днем революции. Ни одна из организаций не призывала к стачкам». Ни одна организация не призывала, но число демонстрантов превысило 300 тысяч человек. Разве бывает так? «Если в политике что-то происходит, то это происходит не случайно».
Один французский резидент — мы будем сейчас ссылаться на его донесения в Париж, во французскую разведку — описывает, как люди, бывшие на службе в английской разведке, раздавали деньги рабочим, которые выходили на демонстрации, то есть платили за то, чтобы они не выходили на работу. И таких свидетельств можно привести достаточно много.
Вот одна женщина, Татьяна Боткина, современница этих событий, пишет: «Рабочие бастовали, ходили толпами по улицам, ломали трамваи, фонарные столбы, убивали городовых, причем убивали зверски, и, как ни поразительно, женщины расправлялись с этими служителями порядка. Причины этих беспорядков никому не были ясны. Пойманных забастовщиков усердно расспрашивали, почему они начали всю эту переделку. Был ответ: “А мы сами не знаем. Нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых. Ну, мы и били”».
К забастовщикам присоединился петроградский гарнизон, который был расквартирован в городе и состоял по сути не из военных, а из новобранцев. В основном, конечно, они совершенно не хотели воевать и уже были агитированы и большевиками, и эсерами, и другими силами, занимавшимися подобного рода пропагандой. И, наконец, унтер-офицер Кирпичников первым застрелил своего офицера в спину — начался солдатский бунт.
Николай Александрович, узнав о случившемся в столице, повелел жестко прекратить бунт — это была его обязанность как царя. Генерал Хабалов не преуспел в этом, и тогда государь сам выехал из ставки в Могилеве, но в это время заговорщики — а это депутаты Государственной Думы, армейский высший генералитет — сделали всё, чтобы принудить императора отречься от престола. Для чего? Какая у них была цель? Заменить Николая II на другого, более сговорчивого и покорного их воле руководителя государства. Скажем, на наследника — царевича Алексия при регентстве брата Николая II — Михаила.
Михаил был отважным человеком, он и стал как бы последним русским императором, в пользу которого отрекся Николай II. Михаил лично руководил «Дикой дивизией» и был мужественным военным, но политиком он был никаким, и волевые качества у него были тоже весьма и весьма сомнительны, кроме качеств армейских. На это как раз и рассчитывали.
И у них всё получилось. Армия в лице своих высших военачальников провернула интригу. Эту интригу заварил генерал Алексеев, начальник Генштаба, с помощью тех людей, которые его направляли — в частности, Александра Гучкова и Михаила Родзянко. Они составили такую телеграмму командующим фронтами, что представили положение абсолютно безвыходным и выход из него обрисовали только один – отречение императора Николая II.
И вот армия, в верность которой свято верил государь, которую он вел к победе, которую поднял из страшного упадка — и оружейного, и снарядного, и из упадка отступления перевел в наступление — вдруг возжелала его отречения. Генералы, которых он сам выпестовал из майоров и подполковников, сделав их военачальниками, все как один прислали ему телеграммы: «Умоляем, Ваше Величество, отречься, потому что только если Вы отречетесь, не начнется гражданская война. Вы — камень преткновения. Из-за Вас всё это страшное происходит…». И он оказался прижат к стене, шантажируемый опасностью гражданской войны, видя перед собой требования Государственной Думы, своих родственников — в первую очередь, Великого князя Николая Николаевича, генералов.
И тогда 2 марта произошло отречение, а накануне, 1 марта, все союзники — Англия, Франция и наш будущий союзник Соединенные Штаты Америки — признали Временное правительство. Такой вот факт: Временное правительство было признано законным представителем Российской империи при живом императоре, еще не отрекшемся от престола.
Не нам судить государя Николая II. Это необычайный человек. Когда о нем говорят как о человеке слабом,— это клевета и ложь. У него были ошибки — и страшные ошибки, но в феврале – марте 1917 года он действовал так, как и должен был действовать, как здесь ни анализируй.
Отречение от престола Николая II. В царском вагоне: министр двора барон Фредерикс, генерал Н.Рузский, В.В.Шульгин, А.И.Гучков, Николай II. 2 марта 1917 г. Государственный исторический музей.
Что же произошло потом? 2 марта Временное правительство, получив отречение Николая II, взяло власть в свои руки. Каков же был восторг Петрограда, всей прогрессивной думающей России! Один из поэтов — Леонид Каннегисер — писал: «Тогда у блаженного входа // В предсмертном и радостном сне // Я вспомню — Россия, Свобода, Керенский на белом коне».
Не отставала, к сожалению, и наша Церковь. Замечательный иерарх, который поплатился потом ссылками, тюрьмами, преждевременной кончиной,— архиепископ Арсений (Стадницкий) писал: «Наконец-то Церковь свободна, какое счастье!». Трудно перечислять — и долго, и больно, восторги всех тех людей, которые очень быстро, уже через несколько месяцев, поймут, насколько они были неправы, что они натворили.
Но сделать уже было ничего нельзя. Помните, есть такая песня на стихи Леонида Дербенева — казалось бы, легкомысленная, а на самом деле очень глубокая — «Этот мир придуман не нами». Там есть такие замечательные слова: « А мир устроен так, // Что всё возможно в нём,// Но после ничего исправить нельзя».
5 марта одним росчерком пера новое Временное правительство, эти «гении» управления, упразднили всю местную администрацию — губернаторов, вице-губернаторов. «Назначать никого не будем, на местах выберут»,— говорил глава правительства князь Львов.— Такие вопросы не должны решаться из центра, а самим населением. Будущее принадлежит народу, явившему в эти настоящие дни свой гений. Какое великое счастье – жить в эти дни!». Потом они сказали: «Приспешники царского режима — жандармерия, полиция: уничтожим их!». Разогнали полицию и жандармов, развалили не то что всю вертикаль власти, а даже всю власть на местах. Началось сумасшествие по выборам, стали выдвигать одних, других, третьих, пятых, десятых.
Экономика встала, и к июню Россия экономически рухнула. Страна стала неуправляемой. Выпустили всех уголовников, выпустили всех террористов, которые сидели. Вытащили из-за границы в пломбированных и неопломбированных вагонах всех террористов, которых выслали, и они стали брать власть по полной программе.
А какие «гениальные» решения были приняты по армии? Отменить субординацию в армии — теперь должны руководить не офицеры, а Советы солдатских депутатов. В армии рухнула вся дисциплина. Рухнул фронт — той победы, трагической, тяжелой, но необходимой для страны победы, которая была уже перед глазами, просто не стало. Немцы стали наступать со страшной силой — они поняли, что добились своего.
Что значит «добились своего»? Дело в том, что уже задолго до февральских событий было принято решение о том, что Николая Александровича надо менять — слишком несговорчив. Это решение было принято и нашими западными партнерами, и немецким Генеральным штабом. Все они пытались найти пути к сепаратному миру между Германией и Россией — слишком далеко зашла война. Но Николай Александрович был непоколебим.
Немцы через такую одиозную фигуру, как Александр Парвус, который был первым покровителем наших большевиков в то время, стали вести антигосударственную пропаганду в Российской империи. Понятно, что им было нужно: разложить Россию изнутри. Об этом, не стесняясь, как о главной своей цели говорил Генеральный штаб Второго рейха: «Россия непобедима во внешней войне, единственный путь — разрушить ее изнутри, а дальше мы всё сделаем, дальше мы ее победим». Они оказались совершенно правы.
Но еще тяжелее было с нашими союзниками. Мы помним, как в 1944–1945 годах что только ни делали наши союзники, чтобы оттеснить нас от германских земель, чтобы мы как можно меньше захватили территорий в Европе. И в Первой мировой войне была та же самая ситуация. Англичане прекрасно понимали: сейчас Россия займет главенствующее положение, и 15 миллионов русского войска окажется в Берлине, Вене и Константинополе. Это был страшный сон для всех — и для немцев, и для наших партнеров.
Вот что писал человек, которого мы все хорошо знаем как литератора,— Артур Конан Дойл — в 1920 году в своей публицистической статье для газеты «Daily Telegraph»: «Даже если бы Россия победила и осталась империей, разве не являлась бы она для нас источником новой страшной угрозы?». Главнокомандующий германской армии генерал Людендорф писал: «Царь был свергнут революцией, которую поддержала Антанта».
Сравнительно незадолго до этого английский премьер — лорд Пальмерстон — говорил: «Как трудно жить на свете, когда с Россией никто не воюет». Откровенней, наверное, и не скажешь… Создатель и гений военной немецкой доктрины, Карл фон Клаузевиц писал, что Россия «может быть побеждена только собственной слабостью и действием внутренних раздоров». Именно на это была направлена и деятельность германской разведки, и деятельность разведки британской. Они с ужасом думали, что наши войска вот-вот окажутся в европейских городах,— и тогда проблемы будут громадными.
И они стали поощрять тех, кого, собственно, особо и поощрять не следовало,— тех честолюбивых представителей русской элиты, которые были убеждены, что они намного лучше, чем государь император, будут рулить страной. Эти люди и стали руководителями Временного правительства, развалив в итоге страну за несколько месяцев. Оказалось, что управлять Россией — очень сложная задача, и даже великие популисты — такие, как Керенский — оказались к этому абсолютно неспособными. Вот почему император Николай II не шел на диалог с обществом, когда ему говорили, чтобы он поставил руководителями этих людей — будущих февральских министров. Он прекрасно знал, чего они стоят: и контрразведка ему доносила, и лично он с ними был хорошо знаком.
На что же надеялся Николай Александрович? Он надеялся на армию, он был убежден, что, как ни бурчит Дума, как ни интригуют его ближайшие родственники-аристократы, как ни оппозиционирует русская интеллигенция, армия его не подведет. Он говорил своим близким: «Вот дойдем до Берлина: сентябрь, октябрь, ноябрь — самое позднее. С победой вернемся и тогда дадим и конституцию».
Рассматривалась законная конституционная монархия. Император хотел это сделать уже с позиции силы, понимая, что тогда он как опытный государственный деятель расставит новое правительство — и всё. Но во время войны ничего менять было нельзя — это аксиома любой политической деятельности военного времени.
Но генералы его подвели, они предали. Для кого-то было важно, чтобы именно они — генерал Алексеев, генерал Рузский, генералы Эверт, Сахаров, Брусилов — вошли победителями в Берлин, Вену и Константинополь.
Кстати, два слова о Константинополе. Иногда представляют, что наши грезы о Константинополе — это какой-то великодержавный идиотизм. Ничего подобного. То, что говорил Достоевский: «Тот не русский, кто не мечтает о Константинополе»,— это абсолютно второстепенно. Главное — то, что Константинополь — это и безопасность, и торговые пути, и прочее. И для императора Николая II на первом месте тоже стояли чисто прагматические задачи. Поэтому договор Сайкса – Пико был, с одной стороны, его победой, а с другой стороны, подпись под этим договором была и подписью под приговором ему.
Генералы, которые написали те самые телеграммы императору, потом страшно каялись. Алексеев писал: «Никогда не прощу себе, что я поверил, что отречение государя императора Николая II повлечет за собой благо России». Генерал Эверт рыдал, когда узнал о гибели царской семьи, и говорил своей жене: «Что бы ни говорили, а мы предатели — предатели присяги, и мы виноваты во всем этом». Алексеев с запоздалым раскаянием организовал белое движение и преждевременно умер в Екатеринодаре от воспаления легких.
Генерала Рузского — жестокого и самонадеянного человека, унижавшего Николая II в часы отречения — большевики зарезали как заложника в Пятигорске. Генерала Эверта в 1918 году пристрелил красный конвой в Можайске. Генерал Сахаров, который написал государю: «На коленях умоляю отречься», был расстрелян анархистами в Крыму. Генерал Брусилов перешел на службу в Красную армию, дожил до семидесяти двух лет на службе у большевиков, но внутренне таил к ним лютую ненависть, которая посмертно выявилась в его тайных мемуарах. Лев Троцкий злорадно, но, к сожалению, справедливо впоследствии писал: «Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты. Каждый спасался как мог».
Влияние западных партнеров и союзников на это предательство было огромным. Можно привести множество цитат, в которых рассказывается о том, как английский посол Джордж Бьюкенен вовлекал русскую аристократию в заговор против императора. Задача была одна — сменить Николая Александровича, о смене монархии тогда не помышляли. Были также силы из Америки, которые включились потом, уже в самом конце февральских событий. Ленин в 1917 году писал: «Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства, с их агентами и связями <…> непосредственно стремились к смещению Николая Романова».
Именно в это время Павел Милюков — министр иностранных дел в первом Временном правительстве князя Львова — откровенно свидетельствовал: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было предпринято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что знать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, в результате коего сразу в корне прекратились бы всякие намеки на недовольство и что вызвало бы в стране взрыв патриотизма и ликования». Это слова, написанные им в письме Иосифу Ревенко в январе 1918 года.
Наряду со всем этим можно сказать: были английские интересы, были французские интересы, были германские интересы, были наши элиты, которые стремились к полной власти, но, в первую очередь, двигателем этой революции, всего этого беззакония, было в целом российское общество.
Был один человек — современник тех событий, который лучше всех, с моей точки зрения, разобрался в том, что происходило тогда. Это был посол Французской республики в Петрограде Морис Палеолог. Вот что он сказал о нас и что нам на все времена очень важно понять и запомнить: «Ни один народ не поддается так легко влиянию и внушению, как народ русский». У других народов тоже, как мы знаем, всякое происходит в истории, но нас интересуем мы сами. Вот это «влияние и внушение», которые системно были применены к русскому обществу, здесь как раз возымели действие.
Россия в начале царствования Николая Александровича, в 1894 году, представляла собой развивающуюся страну с огромным количеством проблем, главной из которых было противоречие между властью и обществом: власть не могла найти общий язык с обществом, а общество категорически не хотело находить этот общий язык. Такое поведение общества аналогично подростковому периоду развития человека — негативизм, противление: «Я не хочу никаких авторитетов, не хочу никакой власти, я хочу сбросить власть моих родителей». И это подростковое сознание в нашей великой русской интеллигенции — болезнь неизбывная до сих пор, это надо понимать.
Ни в одной стране мира не было такой прослойки образованного общества, которая бы так принципиально, постоянно противилась любому действию своего государства в лице государственных властей. Этот подростковый комплекс — одна из важнейших проблем русской жизни. Одним из лозунгов во время Первой мировой войны было: «Пусть победят немцы, только бы не Романовы!» Что такого им сделали Романовы, чтобы так говорить? Это потом они будут прежнюю жизнь оплакивать в Парижах, в Белградах, за березки хвататься, слезы лить, а тогда…
Один пример. У меня есть близкий друг — Зураб Михайлович Чавчавадзе — князь из семьи русской элиты, русской в широком, правильном смысле слова. Так вот, его мама, Мария Львовна Чавчавадзе, которой в 1917 году было около семнадцати лет, рассказывала, что они тогда жили в Царском Селе. Однажды к ним пришла на чай соседка, тоже аристократка из великосветского общества. И во время беседы эта гостья сказала такие слова: «Ну когда же эти отвратительные мерзавцы освободят нас от своего присутствия?». Мать Марии Львовны спросила: «А Вы, собственно, кого имеете в виду?». Она говорит: «Ну, эти Романовы». Тогда хозяйка дома поднялась и сказала: «Я прошу Вас оставить мой дом и больше ко мне никогда не приходить». И эта монархическая семья стала изгоем в Царском Селе, им объявили бойкот, с ними перестали здороваться.
Теперь по поводу «внушения». Во время войны отечественная пресса вдруг наводнилась огромным количеством жутких сплетен. Это были сплетни о том, что императрица — немка по происхождению — немецкий шпион, что телеграф из Царского Села проложен прямо в ставку Вильгельма, что она все военные тайны выпытывает у императора, и именно поэтому наша армия отступает. Говорили, что Россией управляет грязный, пошлый, развратный мужик Распутин, который через императрицу, слепо ему верящую и являющуюся его любовницей, диктует Николаю Александровичу свою волю.
Если поверить во всё это, то жить в России будет просто невыносимо. И страна в лице своей элиты в это поверила. Даже Великая княгиня Елисавета Феодоровна, когда убили Распутина, только приветствовала это, даже на фронтах верили тому, что пишут в газетах. Но когда уже после Февральской революции была организована Временным правительством первая ЧК — Чрезвычайная следственная комиссия, в задачу которой входили изучение досье и подготовка к общенародному суду тех преступников, которые привели страну к кризису,— в первую очередь, царской семьи, через несколько месяцев работы (заключение этой комиссии имеется в архивах в открытом доступе, это может посмотреть каждый) они не нашли ничего компрометирующего ни на императрицу, ни даже во многом на Распутина. Заключение этой комиссии имеется в архивах в открытом доступе, его может посмотреть каждый.
Был такой исследователь — Сергей Ольденбург, обнаруживший семнадцать писем Александры Феодоровны, в которых она либо давала советы своему мужу во время войны, либо передавала советы «нашего друга», то есть Распутина. Действительно, эти советы были. Но ни один совет император в жизнь не претворил, и это было доказано Чрезвычайной следственной комиссией.
Я вам скажу по секрету: лучше бы он послушался. Но у него была внутренняя мысль, что он, облеченный некой особой харизмой, должен сам — самодержавно — править. В этом был элемент фатализма, который, в общем-то, во многом и погубил всю страну, всю ситуацию и его самого. Но уж «подкаблучником» Александры Феодоровны и «послушником» Распутина он и близко не был.
Императрица писала ему после Брусиловского прорыва: «Закрой Думу на время, там чистый рассадник революции, арестуй Гучкова, который ездил по всем фронтам и агитировал военных на переворот, арестуй Рузского, останови их, иначе всё будет совсем плохо». Николай Александрович принципиально ее не слушал. А ведь это была очень мудрая, очень образованная и прагматичная женщина немецкого и английского воспитания: ее бабушка — королева Виктория — воспитывала ее в Англии. И ее советы были очень дельными, как мы сейчас видим.
Что касается Распутина, то это была особая фигура. Почитайте замечательную книгу «Григорий Распутин-Новый» прекрасного писателя и ректора Литературного института Алексея Варламова. Это очень солидное исследование на эту тему. Распутин был человеком, несомненно, оболганным — эта ложь была одним из инструментов по расшатыванию государственного строя, дискредитации императора и императрицы. Конечно, никаких любовниц у него в царской семье не было. Вполне возможно, что, уехав с Урала и попав в великосветское окружение, он пал и вел неприглядный образ жизни, но в данном случае это просто использовали.
Есть задокументированное письмо от 1914 года, написанное накануне войны Распутиным. Послушайте, какие удивительные, прекрасные слова: «Милый друг,— пишет он Николаю Александровичу,— еще раз скажу: грозна туча над Россией, беда, горя много темного и просвету нет. Слез-то море — и меры нет, а крови? Что скажу? Слов нет, неописуемый ужас. Знаю, все от тебя войны хотят — и верные, не зная, что ради гибели хотят. Тяжко Божие наказание, когда ум отнят,— тут начало конца. Ты — царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ. Вот Германию победят, а Россия? Подумать, так воистину не было больше страдалицы, вся тонет в крови великой, погибель без конца, печаль».
Что тут сказать? Пошляк, развратник, обманщик? Но вот документ. И ни один историк не скажет, что это не документ: зафиксировано, в архиве лежит. И таких примеров немало. Нельзя судить опрометчиво, надо разбираться. Распутин — загадочная, удивительная фигура в нашей истории. Мы не знаем всего, а может быть, и не узнаем до конца нашей жизни — узнаем только на Суде Божием, что это был за человек. Есть свидетельства негативные? Есть, к сожалению. Но верить ли на слово таким свидетельствам или нет? Ведь, как я уже сказал, и Всероссийская чрезвычайная комиссия не нашла никакого компромата на Распутина, хотя копали так, что, как сейчас говорят, мало не покажется.
Русское общество — интеллигентное, думающее, находящееся до сих пор в подростковом периоде — поддалось на жуткий обман, который само разоблачило потом, но создало атмосферу тотального неприятия несчастного человека Николая Александровича, государя императора, святого страстотерпца, который уже потом ничего не смог сделать: все были против него. Он отошел, «креативное общество» взяло власть в свои руки и сгубило страну просто мгновенно.
Потом мы опомнились: после ленинского террора, после репрессий тридцатых годов русский народ отчасти пришел в себя и с невиданным энтузиазмом стал создавать то, на что единственное в государственном масштабе способен,— стал создавать новую империю. И мы создали империю — красную, советскую. Империя — это та единственная форма, в которой мы, собственно говоря, исторически можем существовать, нравится кому-то это или не нравится. У нас имперское сознание, но это не значит сознание захватническое. Почитайте в справочной литературе, что такое империя: это страна многих народов, объединенная единым языком, единым экономическим и политическим пространством, которая стремится к единству своих целей.
Никто, наверное, лучше не сказал о том времени, чем Великий князь Александр Михайлович Романов: уже в тридцатые годы, находясь в эмиграции, он написал: «Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий, придворных званий, банкиров, издателей, аристократов, профессоров и других общественных деятелей, живущих щедротами империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян, полиция справилась бы с террористами, но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в книгу самых знатных дворянских родов, оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.
Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про царя и царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, председателем Совета министров в 1905–1906 годах, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитирующими царскую семью? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованием наши неудачи на японском фронте?
Как надо было поступить с членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существует беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими, вверенными Царем армии, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победой над немцами на фронте? Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов доброе старое время».
Но не только общество было виновато. Государь Николай Александрович был самодержец, мы почитаем его как святого за его удивительную христианскую жизнь, особенно в период заточения. Это действительно был удивительный человек, но он не был «Римским Папой» — он не был безгрешен. И сейчас мы, оборачиваясь на тот период, понимаем, что нам обязательно надо совершить работу над ошибками.
Что же было неправильно сделано царским правительством? Что они упустили? В феврале – марте 1917 года император действовал абсолютно верно — ситуационно, тактически. Но что он не смог сделать? Что не смогло сделать его правительство заранее, еще в 1912–1914 годах?
Император Николай II даровал обществу свободы, создал парламент, но при этом не смог создать механизма, управляющего возможными деструкциями, возникновение которых в результате отмены цензуры и вследствие работы парламентариев можно было предположить.
Это не значит, что надо было действовать так, как действовал Сталин. Не значит, что надо было всех сажать в тюрьму и создавать одну-единственную партию, как было в Советском Союзе. Создание антидеструктивного механизма было необычайно сложной задачей, и она являлась тем более сложной, что это было впервые: у России еще не было такого опыта.
Николай Александрович одержал прекрасные и знаменательные победы на фронтах, победы в социальном строительстве, победы в промышленном строительстве, но он потерпел сокрушительное поражение в том, что касается идеологии в стране. Управлять обществом, соединить самые разные части общества, воодушевить их единой задачей — вот этого царское правительство сделать не смогло.
И наше общество вновь в 1991 году повторило свои ошибки. Опять подростковый негативизм, опять всё «до основанья, а затем», опять развал великой страны, опять нищета, опять унижение, опять громадные скорби народа… Это наша генетическая болезнь. Надо это понять и, преодолевая стыд, отдавать себе в этом отчет и превентивно действовать.
Источник: “Православная газета”
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML